Приют
Сентябрь, начало занятий. Позади остались волнения связанные с окончанием Медучилища и поступлением в Медуниверситет, на педиатрический факультет.
“Странно, Герасимова, что ты все же сдала экзамены, - удивлялась моя сокурсница по училищу и университету, зеленоглазая красавица Нина, - Все же занимались с репетиторами, на курсах, а ты же все время на стройке пропадала”.
Действительно, стройка последние полгода занимала все мои мысли и время. Вернее сказать, строительство Детского дома. В центре Москвы, Префект отдал старое, заброшенное здание для организации в нем Православного приюта. Отличие приюта от детского дома в том, что дети могут в приюте находиться только полгода. Их могут привозить и приводить спонтанно – и милиция, и простые граждане. В 90-е годы на улицах Москвы, на вокзалах, в метро, было много беспризорников. За полгода сотрудникам приюта необходимо было все узнать о ребенке, оформить документы, и найти или родственников ребенка, или новую семью, или же перевести его в Детский дом. Священник освятил здание зимой. Когда-то давно в этом помещении располагался детский садик, и то в одном, то в другом углу были разбросаны старые детские игрушки. Под огромными окнами, со старыми деревянными облупленными рамами, стояли массивные обогревательные батареи. Тускло мерцали лампочки на потолке. Несмотря на запущенность дома, в нем был трогательный уют.
Архитектор утвердил проект реставрации, и бригада строителей принялась работать. Как-то сразу, может только для меня незаметно, сложился будущий коллектив сотрудников. Директором Приюта назначили Гринь Веру Федоровну. Высокая, спокойная, умная женщина всю жизнь преподавала игру на виолончели в музыкальной школе. Пожалуй, за все время существования приюта, она обладала самым богатым педагогическим опытом среди всех сотрудников. Несколько выпускниц Православного училища сестер милосердия, продолжающие учебу в Педагогическом институте, готовились стать воспитательницами и медсестрами в строящемся Приюте. Обеды для строителей и их помощников, готовила Татьяна Васильевна, долгое время служившая шеф-поваром в ресторане “Прага”. Кажется, она и сей день готовит для детей, в том же Приюте, давно ставшим Детским домом. А тогда она удивляла своим искусством, и тонким мастерством приготовления пищи всех нас. Она открывала нам секреты кулинарии так интересно и захватывающе, что до сегодняшнего дня, каждый раз, когда я готовлю уже для своей семьи, вспоминаю ее рассказы.
В основном педагогической работой занимаются женщины, но как-то сразу установилось, что в каждую смену работал один мужчина, будущий сотрудник Приюта. И хотя основная должность табелировалась, как ночной сторож, мужчина был всегда самый главный в принятии любого решения. В дальнейшем это правило благотворно отразилось на воспитании детей.
Одним из ночных сторожей дежурил Владимир Алексеевич, в дневное время служащий профессором Финансовой академии. Его простота и приветливость обескураживала. Он свободно владеет 14 языками, как письменными, так и разговорными. Однажды я его спросила, как ему это удается.
- Да очень просто, мы с супругой много путешествуем по свету. Перед каждой новой поездкой я читаю словарь и правила нового языка, а потом сразу начинаю говорить и писать на этом языке.
Потом, уже на первом курсе Медуниверситета, мне приходилось много заниматься Высшей математикой и физикой. Мельком взглянув в мои учебники и конспекты, Владимир Алексеевич упрощал все так, что понял бы любой третьеклассник, и я, устыдившись своей бестолковости, быстро заканчивала делать домашние задания, и мы начинали играть в шахматы. Мои спонтанные и необдуманные ходы очень удивляли профессора – ведь во всем должна быть система и простота.
Потом, когда Приют начал принимать детей, традиция пить чай после отбоя, и вести задушевные беседы о воспитании, и обо всем на свете – сохранилась у сотрудников на долгие годы.
За обеденным столом сидит сотрудница отделения милиции. Только что она привезла пятилетнюю Катю. Кате Татьяна Васильевна наливает третью тарелку супа.
- Я не могу уйти, пока не увижу, что девочка наелась, - объясняет нам инспектор милиции. Катя смогла остановиться, немного не осилив шестой тарелки. Наверное, впервые в жизни она ощутила чувство сытости.
Несколько дней назад ее нашли совершенно одну на железнодорожном вокзале. О себе ничего, кроме имени, она не знала. Тогда ее показали по Московскому телевидению. В студию позвонила женщина, воспитательница детского садика, и сказала, что знает эту девочку. Одно время ее водили к ним в садик. Дальше выяснить ее фамилию и бывший адрес оказалось несложно. Мать продала жилье в Москве и отправилась путешествовать по свету в поисках своего счастья. Видимо, по рассеянности, дочку она забыла на вокзале.
Догонять и увещевать неразумную мать не стали. Одной из причин этому было то, что на следующее утро, придя на работу, бухгалтер Приюта увидела Катю, и забрала к себе домой. Навсегда. С тех пор и Елену Сергеевну, и маленькую Катюшу мы видели только на фотографиях в кабинете Веры Федоровны. Всегда смеющихся, окруженных множеством любящих бабушек и дедушек. И рядом с отцом, гордо и с нежностью смотрящего на своих красавиц.
Мать Кати вернулась из своего путешествия через 2 года. И вспомнила то ли о дочери, то ли о денежном пособии, накопившемся за это время. Начались суды, приводившие в ужас, всех, знающих об этой истории. Родная мать имела все права забрать девочку. К всеобщей радости, ее лишили родительских прав, и Елена Сергеевна с мужем смогли оформить удочерение Кати.
- Ольга Владимировна, а помните, как мы кашу варили? – маленький Кирилл долгие годы встречал меня этой фразой.
Дети из Детских домов не знают и не видят многих вещей, которые очевидны всем остальным. К примеру, многие из них не догадываются, как заваривать чай. Они совершенно уверены, что чай так только и бывает уже сладкий и в кружке. Поэтому многие сотрудники на выходные забирают детей к себе домой в гости. Дети ждут этого дня с большей радостью, чем похода в цирк или зоопарк. И самое серьезное наказание для них, если воспитатель скажет – не пойдешь в гости. Забрать ребенка навсегда сложно и невозможно для многих. Нужно работать, чтобы пропитаться, нужно посвятить все время и мысли маленькому человеку. А взять в гости на выходные, или летом в отпуск на море или дачу может каждый.
Не всегда дети хотят того же, чего и взрослые. Десятилетнюю Леру взяли на воспитание в очень богатую семью, активно помогающую Приюту материально. У них была своя трехлетняя девочка. Они заботились о Лере, и давали ей все, о чем только она могла пожелать. Но увы, через неделю, проведенном в особняке, Лера запросилась обратно, к подружкам и воспитательницам в Приют. И сотрудники, и новая семья Леры пришли в отчаяние. С ней беседовали, просили еще подождать, объясняли, что в семье ее ждет более стабильное будущее. Ничего не помогло, и через несколько дней Лера вернулась в Приют.
Тихий час, звонок в дверь, настойчивый. Спешу открыть входную дверь, боясь, что посетитель перебудит детей. На пороге стоит высокий широкоплечий мужчина в строгом сером костюме с галстуком. “Ну вот, опять проверки ”, - с печалью успеваю подумать я. Всматриваюсь в его лицо – нет, мы никогда раньше не встречались, но почему-то, мне знакомы и эти черные глаза, и широкие скулы, и уверенный, резкий взгляд.
- Что мне нужно сделать, чтобы ее забрать? – спрашивает посетитель. Он не поздоровался и не представился, но эта фраза, видимо, была для него важнее всего в этот момент.
Вышла директор Приюта Вера Федоровна.
- Проходите, пожалуйста, - Вера Федоровна знала, что в этот день должен был приехать отец Снежаны, 11 – летней воспитанницы.
Несколько месяцев назад в приют приехала пожилая женщина, и рассказала, что в их подъезде поселилась девочка. Когда-то они жили с матерью в этом доме, потом мать девочки квартиру продала, деньги пропила и прогуляла, а сама с дочкой стала жить по притонам. Девочке не понравился образ жизни матери, и она вернулась в свой прежний дом и стала одна жить в подъезде. Соседи помогали девочке, чем могли, а эта пожилая женщина пришла договариваться, чтобы ее взяли в Приют.
Снежана с недоверием отнеслась к новой жизни. Ей не понравилось, что на окнах первого этажа установлены решетки. Она заподозрила, что ее поместили в тюрьму. Но через несколько дней она успокоилась, и стала не только самой спокойной и рассудительной воспитанницей, но и заботливой старшей сестрой маленьким девочкам. Она смотрела на все своими черными глазами исподлобья, и все анализировала, ничему и не кому не доверяя. И все же общаться с ней было легко. В ней жило врожденное чувство справедливости, и детская, порой грубоватая бесхитростность.
Снежана впервые увидела отца в тот самый день. Он не общался с ее матерью все эти годы, так как мать Снежаны ушла от него и жила своей жизнью, об образе которой он ничего не знал. За это время Степан Михайлович женился на женщине с мальчиком, и у них родилось еще 2 сына. Они жили в небольшом подмосковном городе. Когда социальные работники нашли его и рассказали о Снежане, он сразу приехал за ней. И его жена, и сыновья, три брата Снежаны, с нетерпением и радостью ждали приезда дочери и сестры.
И вот дочь и отец стоят на пороге Приюта. Они очень похожи, и фигуры, и лицо, и взгляд. Вот почему мне показалось знакомым его лицо при первой встрече! Все дети и взрослые вышли провожать Снежану. Многие плачут, другие смеются от радости. Все очень довольны, и ждут, и у каждого из них будет своя счастливая история.
Тимофеева Ада Михайловна, легенда отечественной педиатрии, автор научных исследований и монографий, и врач с 50-летним стажем в самых сложных Московских клинических отделениях следила за здоровьем детей Приюта. Ее книга “Беседы детского доктора” много лет переиздается и не сходит с прилавков московских книжных магазинов. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы эта удивительно красивая, с мудрым взглядом женщина хотя бы раз повысила голос, или сказала что-либо резкое или обидное. Но все, что происходило в Приюте, было под ее контролем. Только от слов – Ада Михайловна сказала, все могло перевернуться. После долгих лет клинической работы, она пришла к выводу, что медикаменты приносят организму не меньше вреда, чем пользы. Все препараты она называла палками о двух концах – одно лечат, а другое калечат. В нашем Приютском медицинском кабинете стояла только аптечка для экстренной помощи, которой никто так никогда и не воспользовался, и еще Йод и Зеленка, и средства от вшей и чесотки.
Прежде всего, Ада Михайловна строго контролировала работу кухни. Все дети, поступающие из неблагоприятных для жизни условий, страдают гастритами и прочей патологией кишечника. В Приюте категорически были запрещены все сосиски, колбасы, продукты с консервантами и красителями. Использовали только натуральные продукты - мясо, рыбу, творог в сочетании с крупами и овощами. Мясо никогда не подавали с картошкой. При любом, самом невинном отклонении от меню, Ада Михайловна так могла посмотреть на повара, что та навсегда забывала о своих кулинарных фантазиях. И это приносило свои результаты. Животы у детей не болели никогда. Только маленькая Танюшка всегда, встречая Аду Михайловну у порога, обнимая, и ласкаясь к ней, жаловалась, что болит животик. Обеспокоенная доктор начинала бережно ее обследовать, и очень огорчалась, что болит и желудок, и поджелудочная железа, и желчный пузырь. Она назначала сладкий сироп шиповника, отвар овса, ждала положительной динамики, но проходили недели, а улучшения не наступало. Все сотрудники свято верили в профессионализм Ады Михайловны, и за все время работы ее в Приюте ни одного ребенка не отправляли на обследование в клинику. Через некоторое время Ада Михайловна собрала медсестер и воспитателей в кабинете, закрыла двери, и по большому секрету сообщила, что она сегодня пальпировала животик Танечки в таких отделах, в которых у детей никогда не бывает болей, и девочка так извивалась и жаловалась на боль, что сомнений быть не может – она симулирует. Мы то давно заметили, что животик Танечки начинает болеть строго в момент прихода внимательного доктора. Все осталось по-прежнему, Танечку не разоблачили, и она продолжала получать свой витамин любви от Ады Михайловны.
Прошло несколько лет, и я стала самостоятельно работать детским доктором в Детском доме. После работы в больнице, вечером, отправлялась лечить и обследовать детей в Детском доме. Однажды привезли маленькую Машу. Несмотря на то, что ей было почти 4 года, выглядела она не больше, чем на 2. Маленькое, тщедушное тельце, отливало бледно-голубоватым цветом, кожа была испещрена ходами чесоточных клещей. Жидкие рыженькие кудряшки на головке шевелились от обилия насекомых. К счастью, порока сердца, который я заподозрила при первом взгляде на ребенка, не было. Она была истощена, привезли ее из коммуналки в центре Москвы, где постоянно были развеселые пьянки. Молодая директор Детского дома с недоверием смотрела на маленькую девочку.
- Понимаете, Ольга Владимировна. Вероятно, нам приведется перевести ребенка в специализированный Детский дом для умственно отсталых детей. Ей четыре года, а она не только не произносит ни одного слова, но и не реагирует ни на что.
Я осматриваю девочку, а сама пою ей песенки и рассказываю стишки, как это всегда делала Ада Михайловна. Действительно Машенька никак не реагирует, она не выражает не недовольства, не радости – ничего. Думаю, что у нее проблемы со слухом. Я вспоминаю, как к нам однажды привезли трех сестер, которые в свои 12, 11 и 9 лет не понимали ни одного слова из сказки “Доктор Айболит”. Начинаю подозревать, что Машенька никогда не слышала стихов Агнии Барто “Идет бычок качается…” Ее умственное развитие нужно определить другим способом. Ее грустные глаза смотрят внимательно и с надеждой. У умственно отсталого ребенка не может быть такого взгляда.
- Машенька, принеси мне водички попить, - прошу я. Маша радостно вскакивает и несет стакан с водой. Директор Детского дома облегченно вздыхает, девочка умеет понимать. И она нормально слышит. Ее оставляют на первое время жить в изоляторе. Нужно было подождать около 3 недель, чтобы исключить возможные инфекционные болезни, находящиеся в инкубационном периоде. Сестры читали Маше книги, рассказывали сказки, играли с ней всевозможными игрушками. Но она так и не произнесла ни одного звука, никого не звала, ни о чем не просила. Через некоторое время в Детском доме дети начали болеть гриппом. У Машеньки поднялась температура, грипп осложнился бронхитом. Из ее Истории болезни мы знали, что девочка родилась недоношенной, весом 1500 граммов. В дальнейшем у таких детей ослаблен иммунитет, и при любой инфекции им необходимо назначать антибиотики, иначе справиться невозможно. Машенька выздоровела. Но у нее остался кашель, усиливающийся по ночам. Я не находила этому объяснений. И анализы, и клиническое обследование говорило о том, что ребенок здоров. Ночами я оставалась рядом с ней, примерно в 3 часа ночи Маша начинала кашлять. Мы с медсестрой поили ее теплым чаем, делали ингаляции, но кашель только усиливался, только к утру, измученные, все, наконец, засыпали. Не зная, что думать, я предполагала и скрытую вялотекущую форму туберкулеза, пыталась исключить прочие инфекции, редко встречающие и не дающие клинических проявлений. Думала о разных имунно-аллергических процессах. Но ответа так и не находила. Не надеясь на свой, еще скудный врачебный опыт, я обратилась за консультацией к заведующей терапевтическим отделением в Детской больнице. Мария Ивановна, одна из ведущих детских аллергологов и пульмонологов Москвы, с готовностью согласилась посмотреть ребенка.
Машеньку привезли в больницу, и начался осмотр. В ушах Марии Ивановны был стетоскоп, и вероятно, она не расслышала моих слов, что девочка совсем не разговаривает. Мария Ивановна спрашивала Машу о ее жизни, интересах, и к изумлению меня и воспитательницы, привезшей девочку, та очень разумно и четко отвечала – да и нет. С этого дня Маша начала разговаривать – сразу и свободно. Мария Ивановна подтвердила мое первичное заключение, что девочка здорова. Оставалось только одно. Ночью она просыпалась, и, боясь темноты и одиночества, кашлем звала медсестру. Мы стали заваривать девочке успокоительный травяной чай на ночь. Она перестала просыпаться и кашлять среди ночи.
За долгие 15 лет, прошедшие со времени открытия Православного Приюта через него прошли десятки судеб, ярких и неповторимых. И сейчас, когда многие воспитанницы уже закончили учиться, вышли замуж, стали сами мамами, хочется надеяться, что ту любовь и заботу, которую дали им создатели Приюта, они пронесут через всю свою жизнь. Посвящается светлой памяти первого директора Приюта, Гринь Вере Федоровне.
