Не бойтесь узнать правду

    В 7-м номере вестника мы начали публикацию письма, да нет, скорее откровения, серьезной работы, если хотите, Веры Леонидовны Дубиной "Не бойтесь узнать правду". Перенеся операцию по поводу рака молочной железы, она как бы приподняла занавес над сценой, где разворачиваются события под названием «онкология». Переживания, сомнения, мельчайшие подробности. Переоценка жизненных ценностей. Мы уверены, что материал полезен не только больным, но и здоровым.
    Сегодня – продолжение. Если у вас есть вопросы к Дубиной, пишите в редакцию с пометкой на конверте: «Не бойтесь узнать правду». Все ваши письма дойдут до адресата.
    Я не психолог, не философ и не врач. Но простят меня специалисты, если из теории выбиваюсь. Я считаю, что единственная цель человека на Земле, осознает он это или нет: духовный рост, а все остальное – средства к этому. А средства эти, как лекарства, бывают сладкими, чаще – горькими, а иногда и шоковыми. Здорово, если духовное развитие идет в достатке, любви, благополучии, уюте, красоте. Но ведь это встречается гораздо реже, правда? И не сравнивайте себя ни с кем. Со сравнения часто начинается зависть. А зависть – это грех, а кроме того, путь к болезни: язве, гипертонии, депрессии, раку.
    Но продолжу свою хронологию болезни. Итак, я в палате после операции, новокаин начинает отходить, появляется боль, а тут заходит врач и говорит: «Завтра делаем вторую операцию, тянуть нельзя. Позвонила в лабораторию. Удаленная опухоль состоит из раковых клеток». Я восхищаюсь врачами-хирургами. Они не жалеют нас, не обращают внимания на страх и мольбу в глазах, потому что видят цель, знают результат промедления. Если бы мне дали отдохнуть между операциями 1-2 дня, я бы, может быть, и не согласилась. А так я не успела прийти в себя – и закрутилось: пришел анестезиолог, очень хорошо со мной поговорил, ответил на все вопросы, разговаривал, как с ребенком – мягко, ласково. Люди разные, кому-то не нужны эти лишние знания, но мне, например, очень важно знать, что со мной будут делать. Я от этих знаний не паникую, а успокаиваюсь. Узнала, что операция будет длиться часа полтора, при искусственной вентиляции легких, то есть какое-то время я не буду сама дышать. И мне эти знания помогли в момент выхода из наркоза. Как? Расскажу позднее. А пока я прониклась доверием к анестезиологу, а это очень важно – кому ты доверяешь свою жизнь. До этого разговора я очень боялась не проснуться, теперь страх прошел.
    Наркоз мне посоветовал купить импортный, так как после него легче выход из наркоза, не страдает память. Так я и сделала.
    А пока я беседовала с анестезиологом, мой хирург, он же лечащий врач, позвонил на работу моей дочери, сообщил о новой операции. Дочь привозит по просьбе врача препараты крови, а мне – свой мобильник. И говорит мне самые важные для меня слова.
    Я за открытость в разговоре. У больного раком – а перед серьезной операцией и у любого больного, наверное, тоже – возникают мысли о смерти. Я считаю, это нормально. Лучше это оговорить. Плохо, если тебя внутри гложет страх, тревожит какое-то незавершенное дело, а родные, чтобы не огорчать, говорят бодренько: «Да брось ты, все будет хорошо». У больного может возникнуть чувство, что его не хотят понять, не желают посочувствовать. Конечно, надо поддержать, обнадежить. Но надо понять и это – страшна часто не сама смерть, в конце концов, ее не избежать, хотя и хотелось бы попозже. Женщин волнует судьба детей, особенно если не все ладится в их жизни. Кажется: пока я жива, с ними ничего не случится. Хочется им еще помочь, даже если они уже сами родители.
    Много мы не говорили, но то, что она мне сказала, я больше всего хотела услышать. Мы живем с 16-летним сыном, который только заканчивает школу, и меня очень тревожит его будущая учеба, его судьба. Отец? «Умчался, новой судьбы ища», 5 лет назад. И вот моя маленькая девочка с улыбкой, спокойно, без пафоса и надрыва сказала не дежурное «Все будет хорошо», а самые важные для меня слова: «Мама, при любом исходе операции знай, что у Леньки есть я». Я очень благодарна ей за эти слова. Представляю, как нелегко было их сказать. Но они успокоили меня, как никакие другие.
    Перед операцией я сняла с шеи крестик и надела его на запястье, обернув цепочку несколько раз. Я не снимала его лет 20 и сейчас не могла оставить его в палате. На замечание медсестры: «Что это ты тут за украшение накрутила?» – я ответила, что крестика не сниму и мне разрешил это анестезиолог (и это правда). Сама иду в операционную, оставляю одежонку в «предбанничке» и в первозданном виде ложусь на стол. Все как вчера. Озноб, несмотря на яркие прожекторы. Кажется, что эта подготовка идет слишком долго. Скорее бы… Стараюсь расслабиться, ни о чем не думать и сдержать дрожь. От меня уже ничего не зависит… Укол… Последняя мысль: «Ну вот, засыпаю, а хирурга почему-то еще нет».
    Просыпаюсь. Вернее, сознание проснулось, а глаз открыть не могу. Первое ощущение – что-то мешает нормально вдохнуть, в горле что-то лишнее. Тут же понимаю – это та трубочка, через которую я дышала во время операции. (Вот тут мне и помогли мои предоперационные вопросы. Я понимала, что со мной происходит.) Думаю: «Почему же ее не убирают, ведь я уже не сплю». Сказать им об этом не могу из-за этой же трубки. Начинаю кашлять и чувствую – трубку убирают. Все. Этот этап преодолен. Теперь наблюдение в реанимации. Капельницы. Сон. Слабость. И опять – капельницы, слабость, сон. Очень внимательная молодая медсестра, всегда появляющаяся рядом за секунду до боли, жажды. Пить нельзя, она смачивает мне губы и дает немного пососать смоченную водой ватку. Я теряю чувство времени, хотя понимаю, что продолжается тот же день.
    Уже поздний вечер. Прошу медсестру сходить в мою палату и принести мобильный телефон. Звоню дочери домой. Она знает о прошедшей операции, что все идет нормально. Но теперь я говорю об этом сама, и она будет спать спокойнее. Впереди ночь. Все так, как и должно быть после операции. Больно. Надоело лежать в одном положении. Но ведь это сущая ерунда, правда? Утром после обхода меня переведут в палату.
    Ни разу ни на секунду у меня не появлялось сожаления по утраченной части тела. Нет, конечно, лучше с ней, чем без нее. Но, в конце концов, это не рука, не нога, не глаз. Эстетика? Да кто бы об этом знал, если бы я не стала сейчас откровенничать? Но я сознательно иду на такое «публичное раздевание», потому что знаю, что некоторым женщинам это доставляет моральные страдания. Милые мои, вас есть за что любить и кроме красивой груди. Да, я знаю женщину, от которой ушел муж сразу же, как она вышла из больницы после операции. Трудно пережить двойной удар. Но о таком человеке можно ли сожалеть? Это предатель по сути своей, и если не сейчас, то при другом случае он себя еще показал бы. Но я видела и другое (и, кстати, не один пример среди женщин разных возрастов), когда трогательно и с любовью посещают женщин в больнице многолетние официальные мужья, молодые неофициальные и любовники при живом муже. Я надеюсь, что ваша прекрасная грудь – не единственное, что связывает вас с любимым мужчиной. Тогда не волнуйтесь, в этом плане все у вас будет хорошо. Или вот такой пример: сидит женщина перед кабинетом в ожидании первой консультации. Ее направили из районной поликлиники. Очень нервничает. Бюст у нее очень внушительных размеров, явно является предметом ее гордости. Не выдерживает, начинает разговор. Сначала общие вопросы, а потом тревога вырывается наружу: «Что я буду делать, если у меня рак? Как я буду без груди? Нет, я лучше от операции откажусь. Пусть будет, что будет». Я снова повторюсь и скажу, что мы каждый день десятки раз стоим перед выбором: что сказать, как поступить, как отреагировать? Но если выбор невелик – или с грудью в могилу, или без груди получить шанс для жизни – это выбор? Я думаю, выбора здесь нет. А у той женщины оказалось все нормально, и через несколько минут она, на крыльях вылетев из кабинета, со счастливой улыбкой убежала домой.
    Хотелось бы сказать о самолечении и о вестнике ЗОЖ. Нет, нет, прошу не настораживаться. Вестник я ругать не собираюсь. Сама выписываю и с удовольствием читаю советы и письма читателей. Но все же главная его ценность (это мое частное мнение) – это дух оптимизма и моральная поддержка, которую получают друг от друга читатели, они же авторы. А вот что касается советов и рецептов – лучше применять эти советы, пока здоров, чтобы подольше не поддаваться болезням, поддерживать позитивный душевный настрой, укреплять иммунитет при помощи трав и упражнений. Но если вы получили серьезный диагноз, лечитесь у врача. Параллельно с официальным лечением и в перерывах между курсами лечения применяйте рецепты, которые печатаются в ЗОЖ. Или если стадия заболевания такая, что медицина практически не лечит, – тогда вперед, с верой и бодрым настроением применяйте рекомендуемые рецепты.
    Я сама читаю и Малахова, и Брэгга, и Норбекова, и другую литературу по оздоровлению. Но если человек болен, он не должен начинать самостоятельное лечение, хотя бы не пройдя обследования. Это не только онкологических больных касается.
    Но вернемся в больничную палату. Я оперировалась не в онкологической больнице, а в одной из ведомственных. Настроение хорошее. Неожиданно большой шрам. От середины груди до спины, до наружного угла подмышки. Но это нормально, удалены все ткани, несколько лимфатических узлов. Рукой шевелить почти не могу. В первый же день мне показали упражнения для руки, чтобы скорее восстановился нормальный объем движений.
    Я очень быстро восстановила руку – сначала упражнениями, затем работой по дому. Но хорошо, что прежде спросила у врача, можно ли делать упражнения подолгу, какую амплитуду можно позволить – до появления боли, немножко через боль или можно давать большую нагрузку, терпя боль. Тут сдуру тоже можно себе навредить – усиленные движения могут вызвать повышенное выделение лимфы, она может скапливаться в тканях, вызывая отек. А пока для оттока лимфы в боку оставлена резиновая трубочка с грушей от спринцовки на конце. Так что я теперь как ежик из детской песенки – «с дырочкой в левом боку». Боль? Все терпимо, все преходяще. Я знаю, что в онкологии после такой операции в стационаре находятся довольно долго. А у меня хирург, лечащий врач в больнице и наблюдающий доктор-онколог в поликлинике – один и тот же человек. Меня отпустили домой на 5-й день. Числилась на дневном стационаре, а на перевязки ходить разрешили хоть в больницу, хоть в поликлинику – как мне удобнее, а доктор-то один.
    Через какое-то время сняли швы, убрали трубочку. И этот этап я преодолела.
    Следующий шаг – облучение. Его иногда проводят перед операцией, чтобы локализовать опухоль, иногда – после операции, чтобы предотвратить развитие метастазов. Случается, что курс гамматерапии проводят и до, и после операции. Но обо всем этом – в следующем номере.