Аргументы Котлярова, или Пример для подражания

    Я познакомился с Михаилом Михайловичем Котляровым в 1973 году. Мы только-только выпустили в «Советском спорте» первую страничку «Клуб Любителей бега». На дворе стоял прозрачный холодный март. В один из таких дней в редакцию пришел немолодой уже человек, высокий и худощавый, с копной белых, как лунь, волос на голове. Поразило всех еще и то, что человек этот был в рубашке с коротким рукавом, в то время, как мы еще не рисковали снимать плащи и куртки.
    – Где тут клуб любителей бега? – зычным голосом спросил, а точнее – прокричал он.
    Так началось наше знакомство. Шли годы, и я не переставал удивляться энергии Михаила Михайловича. Я встречал его на многочисленных пробегах, на лекциях, на семинарах и симпозиумах. Бог весть, в каких Богом забытых уголках страны. Но поговорить долго и серьезно как-то не доводилось. И вот однажды, выяснив, что Котляров в Москве, я позвонил ему домой, дабы договориться о встрече. Трубку сняла жена Котлярова Антонина Николаевна.
    – А Михал Михалыча нет дома. Он на тренировке.
    Набираю на следующий день.
    – Нет дома – на встрече с комсомольцами.
    – На лекции.
    Наконец, не выдержал, попросил Антонину Николаевну: пусть Котляров позвонит сам. Но нет и нет звонка. И вдруг в среду стук в дверь – на пороге Михаил Михайлович. Собственной персоной.
    – Что случилось?!
    – Да вот читатели…
    – Правильно, – закричал, не дав досказать. – Как мы живем? Это же какой-то кошмар. Сидим в четырех стенах, кутаемся в шубы… А страна тем временем несет огромные потери из-за простудных заболеваний населения.
    – Михал Михалыч, – пытаюсь я остановить водопад, – наши читатели…
    – А ты знаешь, я тут читал лекцию комсомольским работникам. Молодые парни. Что, думаю, им рассказывать-то – надо показывать. Привел в спортивный зал. Говорю: вот вам реальная польза физических упражнений, закал – бега и здорового образа жизни. Принял упор лежа и стал отжиматься от пола. После тридцати начались аплодисменты. А закончил я пятидесятые отжимания под овацию. Реальный результат убедительнее всяких, понимаешь, там разглагольствований.
    – Михал Михалыч, – иду я на военную хитрость, – да вы садитесь.
    Но куда там. Он в азарте. Глаза горят, ноздри раздуваются, белые густые кудри взлетают.
    – В Минске на лекции спрашиваю: «Есть кто-нибудь в зале – настоящий мужчина?». Молчание. Я повторяю: «Есть настоящий мужчина?» И чтобы не подумали чего, объясняю: предлагаю помериться силой. Выходит один. Лет сорок. Спрашиваю: «Спортом занимались?». «Да – отвечает, – когда-то штангой». Я локоть на стол, предлагаю: «Поборемся?». Положил его руку, веришь?
    Я верю. Я знаю: Котляров нисколько не преувеличивает и уж тем более не хвастается. Он просто радуется. Здоровью, силе, интересу, который вызывает у окружающих.
    – Как-то на лекции спрашиваю: «Товарищи, ответьте мне на простой вопрос: может ли отец быть моложе сына?». Разумеется, молчание. Сам же отвечаю: может. И зачитываю телеграмму, которую ко дню рождения прислал с Сахалина сын – он там живет и работает. «Дорогой отец, поздравляю с сорокалетием. Твой 43-летний сын»…
    – Каково, а? – все так же зычно, как и говорит, хохочет Котляров. – Отец моложе сына…
    Михаил Михайлович достает из папки какую -то бумагу, протягивает мне:
    – Читай насчет возраста. Это результат – не что-нибудь…
    Читаю. Всесоюзный кардиологический центр. Михаил Михайлович Котляров, 83 года…
    – Добегались, – говорю, – в кардиологический центр попали.
    – Да ты читай, – торжествует Котляров.
    Читаю: артериальное давление, частота пульса, общий холестерин плазмы крови, триглицериды, липопротеиды высокой плотности, проба с физической нагрузкой, ЭКГ, функция внешнего дыхания… Два столбика цифр.
    Первые – показатели при обследовании, вторые – норма для данного возраста. Показатели обследования просто блистательные. Отсюда и заключение черным по белому: «Уровень здоровья Котлярова М.М., 83 лет, соответствует уровню практически здорового мужчины в возрасте 25-40 лет». Под документом печать и подпись: В.М. Шамарин – руководитель лаборатории массовых обследований…
    – Гм, – говорю я, – нет слов, Михал Михалыч.
    – То-то, – кричит Котляров, – это результат…
    – Но как вы его достигаете? – я все еще не теряю надежды направить энергию Котлярова на нужную волну. – Вы можете рассказать о режиме своих тренировок подробно? Скажем, сегодняшний день с самого утра.
    Михаил Михайлович, наконец, усаживается в кресло.
    – С самого начала?
    – С самого.
    – Хорошо. Значит, проснулся. Принимаюсь за палочный массаж.
    – Это что такое?
    – А это прекрасная вещь. Все твои массажеры – шариковые там и разные другие – ерунда. Обыкновенная гимнастическая палка – вот лучший инструмент. Палка позволяет глубоко проработать не только мышцы, но и сухожилия, суставы, костную ткань… Ты представляешь, оказывается, костную ткань можно проработать! Начинаю с затылочной части. Обрабатываю ее палкой вверх-вниз, вверх-вниз. Спускаюсь на шею, затем плечевой пояс. Теперь беру палку вертикально. Правая рука – сверху, левая – снизу. Принимаюсь за позвоночник. Меняю руки: левая – сверху, правая – снизу.
    Котляров не может усидеть, вскакивает, показывает…
    – Да что же такое? Палки у вас нет? Тоже мне, спортивная редакция… Так вот, теперь палку кладу между согнутых в локтях рук. Обрабатываю нижнюю часть спины и поясницу. Радикулит, веришь, улечивается вмиг… Беру палку обратным хватом – и по ягодицам, по ягодицам – а как иначе их проймешь до основания?! Шариковым твоим массажером? Детские игрушки. Пробовал кулаками. Палкой лучше всего… Ну, а дальше – задняя поверхность бедер, икры… Живот, живот, друг мой, – Котляров хохочет, – не забыть бы. А то я его кормлю, кормлю…
    Михаил Михайлович снова становится серьезным. И тоном лектора продолжает:
    – Как я выполняю массаж? Стоя. Стало быть, под напряжением. А мы знаем что? Что наисильнейшее тренирующее воздействие упражнение имеет тогда, когда ткани расслаблены. Стелю на пол подстилку и ложусь на живот. Весь массаж проделываю сначала – от затылка до пяток. Переворачиваюсь на спину: грудь, живот, ноги… После массажа гимнастика.
    – Какой-то специальный комплекс? – спрашиваю я.
    – Нет, самые обычные упражнения. Никаких закавык. Вращения и рывки руками, вращения и наклоны туловища… Ну, сам знаешь… Впрочем, сегодня я торопился и гимнастику отменил. Отжался 50 раз от пола, 50 раз присел – и на пробежку…
    Пробежка для Котлярова – особая статья. Он, так сказать, автор популярного ныне в наших КЛБ закал-бега. Фотографии Деда Мороза XX века обошли не только многие советские издания. но и зарубежные. И я опять прошу:
    – Михал Михалыч, подробнее, а то наши читатели, судя по письмам, в трактовке закал-бега допускают много вольностей…
    – Ну, да, устава от меня ждете, – ворчит Котляров и уже мирно продолжает: – Надеваю на тело минимум: шерстяные плавки, трусы, майка, обязательно шерстяные носки, кроссовки. Волосы просто накрываю сеткой или повязкой – чтобы в сосульки не превращались. Когда холодно, беру перчатки или варежки. Если замерзли бедра или грудь, похлопываю по ним ладонями… Скорость бега 6-7 минут на километр. Если температура не ниже минус 18 градусов, бегаю час. Сегодня, уже говорил, торопился, потому бегал 35 минут. Обязательно беру на пробежку пластмассовые пружинные гантели. Время от времени сжимаю. Это для укрепления кистей и мышц рук. И вот что обязательно надо посоветовать читателям: ни в коем случае не допускать переохлаждения тела. Когда я возвращаюсь с пробежки, у меня мокрая от пота спина.
    – А как вести себя после бега?
    – Прибегаю домой – меня уже ждет горячая ванна. Градусов 45-50. Я потратил на холоде много энергии, теперь мне нужно восстановить температурный баланс – плюхаюсь в горячую воду. А что с сосудами при этом происходит?
    Михаил Михайлович с удовольствием смотрит на меня, заранее предвкушая ошибку при ответе. Но я молчу, и Котляров восклицает:
    – Я выполняю гимнастику для сосудов На холоде они сузились, теперь – расширились… Кстати, в ванне я не лежу, как тюлень. Я работаю – разминаю руками мышцы.
    – Ванна… А что душ, хуже? – спрашиваю я.
    – Конечно, хуже, – радостно кричит Котляров. – Под душем же стоишь. Напрягаешься. А я лежу. Я расслаблен… Но долго лежать не надо… Прогрелся – и все. Теперь сполоснуться прохладной водой и минут 10-15 полежать на диване… Пожалуйста: ваш покорный слуга готов к деловому дню…
    – И это вся физическая нагрузка?
    – Вся…
    – А питание, а…
    – Ты, знаешь, – говорит Котляров, – приходи завтра ко мне домой. Все обсудим.
    На следующий день, как и договорились, я иду в гости к Котлярову. Квартира на восьмом этаже. Звоню. Открывает Михаил Михайлович, облаченный в шерстяной спортивный костюм, и, не дав мне раскрыть рот, тут же бросается в атаку.
    – Слушай, – зычно трубит он, – надо обязательно написать, что я самый обыкновенный человек. А то люди, понимаешь, чер-те что думают. Никакой, судя по родственникам, особо хорошей наследственности, никакого особо крепкого здоровья у меня от рождения не было. Да ты же знаешь мою историю.
    Действительно, я знаю. Когда-то даже знакомился с документами, с газетными вырезками. Знаю, что в 1920 году Котляров вступил в комсомол. Шесть лет работал в забое на шахте №3 в Новошахтинске. Руководил комсомольской ячейкой шахты. Но страшно тянуло учиться, и он отправился в Москву. Поступил, между прочим, в государственный институт журналистики. Десять лет затем работал в газете «Правда». Позже занимал посты в различных учреждениях, связанных с организацией промышленности в стране. Во время войны добровольно ушел в московское ополчение. На пенсию отправился в 70 лет. Пенсионер союзного значения. Скупые строки биографии. В них не умещается другая история – история болезни. И ее я знаю. Но спрашиваю Котлярова:
    – Михаил Михайлович, а когда вы, собственно, изменили свой образ жизни?
    Вместо ответа Котляров достает фотографию. Торжественно и почему-то вдруг на «вы» произносит:
    – Вы узнаете этого человека?
    Приемы дипломатии, наверное, требовали бы ответа: «Гм, что-то не припомню…» Но я узнаю. На меня с фотографии смотрит Котляров. Старик с одутловатым лицом, с каким-то то ли озлобленным, то ли затравленным взглядом, с прилизанными, слипшимися волосами.
    – Вот таким я был в 64 года, – и в голосе Михаила Михайловича слышатся нотки осуждения.
    – Да что там, – начинает он философствовать. – Страх – великий стимул. Пока я не испугался по-настоящему, жил, как многие. Не вылезал из болезней. Гипертония, простуды, обнаружился туберкулез… А я продолжал и курить, и выпивать, и есть что попало. О какой-то там закалке, физкультуре даже и не думал. Все надежды возлагал на врачей. А они что? Интересовались мной, пока был в их руках. А подлечился – и гуляй, Миша. И вот в 64 года меня хватил сердечный приступ. Да такой, что думал: все – помру. Но и здесь медицина помереть не дала. Вытащила. Однако я уже понимал: второй приступ будет последним. Да и что за жизнь, когда все нельзя?! Так что, считай, страх сделал меня таким, каким ты видишь сейчас
    – Но не сразу же.
    – Еще как не сразу. Первое, что я сделал – это пошел в Ленинскую библиотеку. Обложился книгами. Главное, я тебе скажу, дело – самообразование. Но знаешь, что стало для меня руководством?.. – Котляров выдерживает паузу и объявляет: – «Наука побеждать» Александра Васильевича Суворова. Я, как прочитал, сразу понял: это то, что мне нужно. Посуди сам: он был поначалу человеком слабого здоровья, и я – слабого. Он в занятиях искал средство от болезней, и я искал в том же направлении. А как он красиво называл упражнения – экзерциция!
    Михаил Михайлович входит в азарт.
    – Экзерциция – это же такое замечательное слово! А чем он клал всех на лопатки? А? Как думаешь, чем?
    В голове у меня проносится суворовское «Пуля – дура, штык – молодец». И я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ляпнуть: «Штыком». Но Котляров опережает:
    – Результатом!.. Дорогой ты мой, результатом! В русской армии солдаты умирали от болезней, как мухи, а суворовские молодцы, что такое простуда, не знали… Вот я и решил лечить себя закаливанием и бегом. В тот же день вышел в Нескучный сад – благо он под боком – и бегал две минуты.
    – И потом каждую неделю прибавляли по минуте…
    – Нет, не угадал. За полгода, полагаясь на ощущения, я довел бег с двух минут до двух часов… Но никому такой темп не советую. Хорошо, если человек придет к двум часам бега за два года. И вот, понимаешь, я, как начал бегать в трусах и в майке, так ничего на себя уже и не надевал.
    В этот момент из кухни доносится голос Антонины Николаевны – жены Котлярова:
    – Михал Михалыч, обед готов. Мыть руки и к столу.
    – А можно заглянуть на кухню? – шепотом спрашиваю я у Котлярова.
    – Пожалуйста, – кричит он и тащит меня в небольшую, но чистенькую и уютную кухню.
    На кухне Котляровых царство трав. Выстроились на полках аккуратными рядами фарфоровые банки. На каждой этикетка с названием травы и датой сбора.
    Котляров, как генерал, осматривая свое войско, ведет меня вдоль стенных полок и шкафов. Земляника, ореховый лист, клевер, липовый цвет.
    – Клевер-то, клевер зачем? – спрашиваю я.
    – Клевер?! – восторгается Котляров. – Да ты знаешь, что такое клевер… Учти, здесь только цвет. В болгарской фитотерапии это наипервейшая трава.
    – А лист ореха?..
    – Лист ореха. Станешь постарше – поймешь… Это профилактика аденомы… А вот, посмотри, что у меня есть: беловежский бальзам, чабрец кавказский. У этой даже названия не знаю, но запах и тонизирующее действие…
    – А сушеная морская капуста что, от гипертонии? – пытаюсь и я продемонстрировать свои познания в медицине.
    – Гипертония, – огорчается Котляров. – Да нет же! Мы капусту вместо соли употребляем.
    – К столу, мальчики, к столу, – зовет Антонина Николаевна.
    Стол ломится от всякой всячины. Редька, морковка, свекла, хрен. Все тертое. Соленые огурцы. Горох. Капуста квашеная белая и синяя – со свеклой. Брусника. Сало…
    – Сало! – в прокурорском обличении указываю я перстом на розоватые и почти прозрачные полоски.
    – Сало! – хохочет Котляров. – Конечно, сало. Я его всю жизнь ем. Понемногу. Это же живая пища. Вот колбаса – мертвая. А сало и все, что на столе, – живая.
    И Михаил Михайлович начинает очередную лекцию. На сей раз о питании.
    – Для себя я уяснил две истины. Первая: пища существует живая и мертвая. Живая – создана природой и аккумулирует энергию солнца и космоса. Ешь пищу живую. Мясо? Что ж, я ем и мясо. Но немного. Скажем, неделя у меня может быть мясная, а три недели – растительные. Ну, что такое мясная неделя? К примеру, в эту неделю мы съедаем с Антониной Николаевной курицу или килограмм мяса. Рыбу можно есть и в растительные недели. Употребляем в пищу все злаковые и все бобовые.
    – Второе условие, – продолжает Котляров. – Пища должна не только насыщать, но и очищать. Для этого необходимо включать в рацион побольше клетчатки. Молоко? А что молоко? Пью с удовольствием. Это живая пища. А вот в сливочном масле я не уверен. Потому применяем растительное. Главный принцип – умеренность. Как я отношусь к вегетарианству? Не разделяю идею. В гости пошел или к тебе гости пришли. Все же не обязаны быть вегетарианцами…
    Мы сидим за столом. Антонина Николаевна подает рыбный бульон с луком и морковкой.
    – Ты видишь, – Котляров театральным жестом обводит стол, – здесь вся пища холодная. А бульон горячий. Сочетание горячего с холодным – отличное сочетание. Ешь свеклу, морковку, редьку и запивай бульоном. Вкусно!
    Я ем, запиваю… И будет еще картофельное пюре с отварной треской, и чай из душистых трав, фрукты…
    Кстати, мне повезло – я пришел к Михаилу Михайловичу и Антонине Николаевне во вторник. Приди я днем позже – остаться бы мне без обеда: по средам Котляровы голодают.
    После обеда Котляров тащит меня в другую комнату, весьма спартанскую по убранству. На столе в снопе света от настольной лампы громоздится стопка книг, газет и журналов, приготовленных к чтению. «Суета» Юрия Крелина, «Мед и другие естественные продукты» доктора Д. Джарвиса, какие-то брошюры, изданные обществом «Знание», журналы.
    – Странный у вас, однако, диапазон вкусов, – говорю я, перебирая журналы и книги.
    Вместо ответа Котляров зычно трубит:
    – Да ты еще не видел мой музей.
    И мы возвращаемся в гостиную.
    – Смотри, – радостно кричит Котляров, будто и сам видит вещи впервые, – шахтерская лампочка!
    – Нет, ты посмотри, – настаивает он, – настоящая! Горит. Только меньших размеров. Шахтеры Воркуты подарили. Мы с Антониной Николаевной ездили туда по приглашению клуба бега «Байпас». Замечательный совместный пробег совершили! От поселка Воргашор до города. Я и в шахту спускался. Видишь каску шахтерскую? В ней. На память оставили. Как бывшему шахтеру. Я же в душе шахтер! А это из Зеленограда…
    С металлической пластины на меня смотрит Суворов. Михаил Михайлович поясняет:
    – Ты же знаешь зеленоградский клуб «Здоровье». Так это память о мемориале Суворова. Клуб ежегодно проводит закал-кросс по моему рецепту.
    – Нет, нет, это не подарок, – перехватывает он мой взгляд на фотографию Владимира Высоцкого на стене. – Просто очень уважаю. Как гражданина, певца, поэта и актера.
    Я окидываю взглядом горку с аккуратно размещенными в ней призами, подарками, вымпелами, грамотами. Такие горки, – предмет особой гордости – есть в каждой семье спортсменов. «Но Котляров, – думаю я, – получил все свои призы и награды, когда ему было где-то уже под семьдесят».
    – Михал Михалыч, – спрашиваю я? – а когда вы пробежали свой последний марафон?
    – В 1979 году, – отвечает Котляров. – Да я и не особо стремился-то бегать марафоны. У меня их всего четыре. Но каждый истинный поклонник бега хоть однажды в жизни, а испытать себя в марафоне должен.
    «1979 год, – продолжаю я думать, – это Котлярову было 74 года».
    – А сейчас, – доносится до меня его голос, – любимые дистанции 10 и 20 километров.
    Я окидываю взглядом горку, полки с книгами. Вызывающе нарядные тома Ибн Сины, фотографии знакомых и незнакомых поклонников бега… Квартира очень немолодых уже людей, очень… Но нет в этой квартире и налета стариковства, намека на потерю интереса к жизни, на угасание деятельности, интеллекта. Книги, книги… В уголке велотренажер, гантели, эспандер… Вдруг взгляд мой выхватывает крепкую белую веревку.
    – Это еще зачем? – удивляюсь я.
    – Это-то, – хохочет Котляров, – это, брат ты мой, замечательное механическое приспособление, с помощью которого я вылезаю из проруби. Пруд в нашем Нескучном саду знаешь? Аккурат там. Приходи завтра утром.
    – Нет, кричит Котляров, и в голосе его появляются нотки Жванецкого, – ты представляешь – парк культуры и отдыха. Культуры, а?.. Вокруг, дескать, можно обходиться без культуры, а в парке уж будьте любезны. Лесенку с перилами в проруби сделать не могут. Как из нее – из проруби-то выбираться?! Давно пора все парки превратить из парков культуры и отдыха в парки спортивного досуга.
    …Я ухожу от Котляровых ночью. За домом необозримо чернеет Нескучный сад. Ни огонька, ни звука. Завтра утром Котляров в шортах, в майке, с гантелями в руках и с веревкой на поясе выйдет на аллею. Начнется очередной день долгой жизни. Интересный день – в этом суть.

    А. Коршунов.

    Да простят меня те читатели, которые уже знакомились с этим материалом в выпусках ЗОЖ «Советского спорта».
    Он действительно, был написан давно, четыре года назад – в ту пору Котлярову было 84 года. Сейчас ему 88. Недавно он пришел в редакцию, здороваясь, чуть не оторвал мне руку, а потом еще предложил помериться силой, упрямо пытался сбить меня с ног. Но об этом, о встрече с Котляровым четыре года спустя – во втором номере нашего вестника.