Где вы, госпиталь в Березняках и девушка Ирина?

    Пенсионером я стал в ноябре 1943-го, мне тогда шел девятнадцатый год. Пока часть стояла в обороне, наша рота прикрывала разведчиков, когда те ходили брать в плен «языка». Я был сержантом, командиром отделения. Если неприятель обнаруживал наших разведчиков и поднимал стрельбу, то в ответ рота тоже вела огонь, пока не загоралась сигнальная ракета. В первой такой вылазке я потерял друга детства Михаила и санинструктора. А в бою при наступлении нашей части под Оршей тяжело ранило и контузило меня. Потерял речь, слух и память, 63-й год ношу в теле осколки от фашистского снаряда.
    Первую операцию мне делали в только что освобожденном Смоленске. Когда пришел в сознание, увидел двух молодых девушек: они бинтовали рану и о чем-то спрашивали меня, но я не слышал и не понимал их речи. Как грузили в вагоны и везли на Урал в город Березники, не помню совсем.
    В госпитале я относился к тяжелым, неходячим больным. Больше лежал в коридоре, потому что гноились раны на перебитой руке, разорванной ягодице, на бедре левой ноги. Но молодость победила, остался живой. А лечили долго, провели несколько операций на раздробленном локтевом суставе левой руки, стараясь восстановить его подвижность. Но рука так больше никогда и не разгибалась, зато сохранила восемь мелких осколков. Домой комиссовали с открытыми гноящимися ранами. Когда они воспалялись, подскакивала температура, боли становились невыносимыми и сутками не давали уснуть.
    Дальше лечила меня мама, Мария Васильевна. Где нарывал свищ, прикладывала шкурку от зайца или кролика, намазанную сметаной со щепоткой соли, и слегка прибинтовывала. Меняла часто, потому что быстро высыхало. А когда рана очищалась, привязывала лист подорожника, благо жили в деревне и подорожник рос повсюду. Последний нарыв открылся уже спустя два года после войны.
    В Березниках было много мобилизованных девушек, которые работали на военных заводах и шефствовали над госпиталями. Они выступали перед ранеными с концертами, поздравляли с праздниками. Так я подружился с кировской девушкой по имени Ирина. Она была складненькая, хорошенькая, рассказывала, что живут они вдвоем с мамой, отец на фронте. Договорились пожениться, если меня комиссуют. Но дело вышло вот как.
    Примерно 20 апреля 1944 года в палату вошла медсестра и зачитала фамилии раненых, которым нужно немедленно следовать на выход. Мы думали, что нас вызывают на очередную операцию, но нас привели в раздевалку, одели, обули, погрузили в автомашину. Тогда подумали: переводят в другой госпиталь. Нас привезли на железнодорожную станцию, посадили в вагон, дали документы и отправили домой. В документах указывалось, что в случае обострения любой госпиталь должен принять немедленно. Так я выбыл из Березников, не попрощавшись ни с товарищами по палате, ни с Ириной. Она осталась в полном неведении о причине моего «бегства».
    Ношу эту тяжесть в себе до настоящего времени и, если б не было такой газеты, как ЗОЖ, так бы и унес с собой в иной мир недосказанную любовь. Пишу с надеждой, что, может быть, откликнется Ирина из города Кирова, с которой мы подружились в госпитале города Березники.

    Аничкин И.И.