От имени никому не нужных

    Мне уже 82 года, а жить хочется. Время-то пролетело быстро: не успела оглянуться - наступила старость, а с ней навалились и болячки.
    Окончила я всего-то 7 классов. В восьмой надо было ходить в районную школу, которая находилась в 60 километрах от нашего села Новый Увал в Амурской области. Потом началась война, и стало не до учебы.
    Трудилась наравне с мужчинами, на любых работах - куда пошлют. Зимой отправили нас учиться на трактористов. Пахали в две смены, жили в зимовье. Одежды и обуви хорошей не было: чуть снег сойдет - так босиком до осени и ходили. Поранишь ногу, замажешь грязью - и вперед! Вечером ноги отмывали бензином - вода не брала.
    Осень тогда выдалась дождливой, трактора увязали в грязи, пришлось убирать хлеб вручную. Первые дни я работала в паре с матерью. В поле с нами работал китаец. Посмотрел он, как мы снопы вяжем, и говорит маме: "Ты делаешь неправильно", - "Не может быть! - закричали на него. - Она у нас стахановка, ее фотография висит на доске почета". Но китаец все равно показал, как нужно снопы вязать. Никто тогда не понял, что же нужно делать, а я секрет разгадала. И стала вязать по-китайски и навязала почти три нормы. Когда пришла бригадир записывать, кто сколько сделал, моему результату она не поверила, сказала, чтобы завтра встала в паре не с мамой, а с другой женщиной. Если результат окажется таким же, тогда мне и этот зачтут. Я взяла и навязала еще больше, чем накануне.
    Хотя мы и выращивали хлеб, вкуса его не знали. Все было для фронта, для победы. Денег у нас тоже не было, жили своим огородом, обрабатывать который могли лишь ночами. Много сеяли кукурузы, мололи ее и пекли лепешки. О выходных и не заикались. Каждый день вставали в 5 утра, спать ложились не раньше 12 ночи, а то и позже.
    Отработав лето и осень в поле, попала я "по распределению" на лесозаготовки. Бригада наша была - пенсионер Андрей Умец и две Дуси - Казакова и я. Делянка находилась на станции Ту, где стоял лишь барак. К нему мы на лошадях свозили 2-метровые стволы, которые потом грузили на товарняк.
    В январе температура опустилась до минус 40. Дырявые валенки, рваные рукавицы, в бараке - холод, сушить одежду негде. Но самое страшное началось, когда завелись вши. Мы, девчонки, закапывали свое белье в снег, чтобы оно промерзло. Не жизнь - сущий ад. Честно признаюсь - хотелось умереть... Спасала мысль о брате: ему на фронте было еще тяжелее, чем мне. Правда, с войны он так и не вернулся...
    Весной наши мучения на лесозаготовке наконец-то закончились. Нам выдали расчет и билеты на поезд. Подхватив свои чемоданчики, мы еще с одной девушкой, не дожидаясь транспорта, пешком отправились на станцию, где останавливались пассажирские поезда. Кое-как добрались до города Свободный - там у подруги жила тетя. Она отмыла нас, переодела, накормила картошкой и уложила спать на полу. Встали рано и отправились дальше, домой. А пути - около 100 верст. Шли день и ночь - голодные, оборванные, худые. Ночью выли волки, было страшно, но все преодолели.
    Вскоре после возвращения домой у меня выпали все зубы. Стали ныть ноги.
    Но больно мне от того, что сейчас мы никому не нужны, что нас не лечат, а ведь почти вся наша жизнь прошла на передовой, хотя вроде бы и в тылу.

    Макарова Е.А.

    ЗОЖ: Да, Евдокия Андреевна, то, что выпало на долю вашего поколения, не пожелаешь и врагу. И этот рефрен "сегодня никому не нужны", повторяющийся во многих письмах наших читателей, просто ужасен. Поколения не воевавших, не прошедших войну, но опаленных ею - они тоже положили на алтарь Победы свое здоровье, счастье, потери, жизнь, наконец. И вот жестокий финал: "Никому не нужны".
    Между тем молодые, разворотливые и сильные - те, кто не хочет замечать соседствующей убогой, унизительной старости, - думают ли они о том, что тоже состарятся, приобретут свои артриты, склерозы, диабеты... Не сыграет ли и с ними злую шутку время, сделав никому не нужными?