Как меня «тройка» судила

    Мне не было и 16, когда меня судила "тройка".
    В 1952 году я окончила семь классов. Училась хорошо. Но после школы никуда не поступала. Была маленькая, худенькая, с длинной косой. У нас сильно болел татко (так мы, дети, называли отца) - его покалечило на колхозном току, мама была сердечницей. Я в семье самая младшая. Старшие со временем разъехались: сестра с мужем жила в Австрии, брат служил на крейсере командующего Черноморским флотом. Другой брат работал на шахте в Донбассе.
    Но вернусь в свое детство. С ранней весны и до поздней осени я пасла коров. До 12 часов со стадом, а потом бегу в школу. Бывало, что вместе со взрослыми женщинами, взяв грабли или вилы, шла в поле босиком и с бутылкой воды. Сгребали сено, вязали гречку, овес, рожь. Норма - 90-120 снопов. Снопы я вязала быстро. Трудодни писали на маму. Норма за год была - 365 трудодней. Это значит, что на работу надо было ходить каждый день. А еще я по ночам работала у комбайна, отгребала зерно. Хотела заработать больше.
    Дело было в середине августа. Как-то пригнала стадо домой, загоняю свою корову, меня встречает отец и говорит, чтобы я быстрей собиралась в клуб: только что мне принесли повестку в суд. Я ничего не поняла, но как-то тревожно защемило сердце, видя грустные глаза татко и слезы мамы. Отец вынес мне платье и туфли.
    Я быстро переоделась, взяла в руки туфли. Отец остановил меня у порога, пошел в сад и в платочек набрал горсточку земли. Завязал и дал его мне, чтобы я спрятала на груди. Провел меня до калитки, поцеловал, и я побежала. Подошла к клубу. Вокруг много людей: старики, молодежь, дети. Как-то грустно смотрели на меня знакомые. Увидела свою подругу, заплаканную. Она сказала, что ее мама уже там. Зашла в помещение, тускло освещенное лампами. Зато на сцене они ярко горели. На длинных лавках сидели люди. Было шумно, тревожно. На сцене стоял стол, покрытый красным ситцем, графин с водой, стакан, 3 стула. Одна скамейка около сцены была свободна. Я пробралась туда и села. Сбоку сидели мама подруги и еще много знакомых женщин. Многие были с малыми детьми на руках.
    Но вот на сцену вышел председатель сельского Совета Химчик. Пузатый, лысый, невзрачный человек, коммунист. Его в село прислали из города. Он постучал по графину карандашом, требуя тишины. Объявил, что сегодня собралась "тройка", которая будет судить тех, кто не выработал норму трудодней, кто не ходит на работу. В зале послышался шум, ропот. Из-за кулис вышли еще двое - председатель колхоза и представитель райкома. И началось. Химчик называл фамилию, человек вставал. Ему не давали сказать слова. На людей кричали, оскорбляли. Приговор объявляли сразу. Этому в тюрьму на 6 месяцев, этому на 3. У кого-то забрать корову, у кого теленка, кому - штраф, работать без трудодней. В зале крик, слезы. Тут я услыхала фамилию мамы подруги. Она встала. Ее ругали. На нее кричали. А она тихо плакала. Химчик объявил, что ей сидеть в тюрьме 6 месяцев. Я увидела, как она медленно сползает на пол, цепляясь руками за лавку. Громко кричит подруга. А в моей голове только одна мысль: как трое детей будут без мамы? Маленький Стасик болел белокровием, он медленно умирал. Тут слышу свою фамилию. Встаю. Химчик снова стал кричать, что сгноит меня на ферме, если я завтра не пойду сама доить коров, что на ферму меня приведут силой и доить мне надо будет 16 буренок. Я молчу. Вдруг ко мне поворачивается представитель райкома. Спросил, как зовут моего отца. Я сказала. Затем повторила месяц и год своего рождения. И тут он поворачивается к Химчику и спрашивает, есть ли у него дети. Тот отвечает, что есть дочка. Она была старше меня, окончила школу и сидела дома. Тогда представитель райкома сказал: "Пусть она доит коров". Потом, глядя на меня, отчеканил, что судить меня не имеют права, мне мало лет. Потом, повернувшись в мою сторону, сказал: "Беги домой. Отец волнуется и ждет тебя".
    Я поблагодарила его и, протиснувшись к выходу, медленно пошла к ручью. Люди меня гладили по голове, улыбались, радовались за меня. Забыв о страхе, я бежала домой. Подходя к дому, увидела татко, сидящего около калитки на большом валуне. Он ждал меня. В доме горел свет, мама молилась Богу. Я тихо подошла к отцу, села рядом и рассказала обо всем происшедшем. Выслушав меня, он сказал: "Знай, дочка, на свете живут не одни сволочи, есть много добрых и порядочных людей". Мы пошли к дому. Я высыпала землю под яблоню.
    Утром село было как вымершее. Со дворов забирали скотину. А вечером многих увозил "черный ворон" в тюрьму. Увезли маму моей подруги. Она 3 месяца была там. Затем ее выпустили, а спустя 3 месяца умер Стасик.
    Прошли годы. Мне 70 лет. Тот суд никогда не забуду. И того человека, что спас меня от тюрьмы.

    Саранюк Л.Е.