До сих пор вспоминаю Берту

    Мне 75 лет. Бывший медик, проработала 30 лет в Средней Азии в инфекционных отделениях, насмотрелась разного… Впрочем, это к делу не относится. В ЗОЖ (№19 за 2005 год) был опубликован рассказ «Прощался с конюхом табун» о том, как табун лошадей провожал на кладбище своего конюха. Я этому верю. И хочу рассказать свою историю про лошадь…
    Выросла я в Белоруссии, в глухой деревушке Большой Осов. Там встретила войну, пережила оккупацию… После войны пошла работать в колхоз. Лошадей у нас было мало, и нам пригнали трех немецких, двух здоровенных тяжеловозов и кобылу по кличке Берта. Так вот, эта кобыла никому не давалась в руки, всех кусала, лягалась. Запрячь в телегу – проблема: мужики едва справлялись.
    И вот как в насмешку бригадир прикрепляет к этой лошади меня, чтобы я все лето с ней работала. Я в слезы: да разве я ее поймаю, а тем более – запрягу… Но делать нечего, взяла броть и пошла на выгон, где паслись все лошади, и моя Берта в том числе. Подошла поближе, зову ее: «Берта, Берта», – а сама тихонько плачу. Она не подпускает, уходит, а я иду следом и разговариваю с ней, разговариваю. Каких только слов я ей не наговорила, а она все уходит… Только протяну руку, оскаливает зубы. Часа, наверное, через два, а может, и более, уже не помню, подошла к ней, она вдруг подпустила к себе, подняла голову, смотрит на меня, я тихонько погладила ее по шее – стоит, тогда я надела на нее броть и повела, и она пошла за мной. Чтобы сесть верхом, мне нужен пень – ростом-то я не вышла. Нашла, подвела Берту и с пня кое-как вскарабкалась на ее спину. Она спокойно стояла, не брыкалась и не пыталась меня сбросить. И мы потихоньку двинулись в деревню. Приехали на ферму, где был весь инвентарь, телеги, сбруя. Время уже обеденное, все на работах – кто где, но зевак оставалось еще порядочно, заведующий фермой, бригадир, зоотехник, бездельники мужики… И все недоумевали: как эта девчонка справилась с Бертой? А мне ж еще нужно ее запрячь, надеть хомут… Если она не захочет, подымет голову, и я не достану до шеи-то. Но она голову наклонила низко-низко, и я надела хомут. В общем, запрягла, она мне это разрешила, и я плакала от радости.
    Стали мы с ней работать. Была жатва, мы подвозили снопы к молотилке, а пока разгружали телегу, я в подоле своего платьица приносила Берте ячмень, овес или рожь. Она с благодарным ржанием встречала меня. Так мы с ней проработали все лето.
    Наступила зима. Мы с Бертой начали возить сено из стогов, это за 8 километров от нашей деревни, на заливных лугах. Дорога туда постоянно была занесена снегом. Моя Берта не любила быть в середине обоза или позади, сама всех обгоняла и шла первая. На ее сани грузили этого сена сколько могли положить, но и обратно она шла первой. Я уже разгружу свой воз, распрягу Берту, поставлю ее в стойло, дам ей хорошего сена, тогда только приедут все остальные.
    И вот, как обычно, собрались, наверное, подвод десять ехать за сеном. Мы с Бертой впереди, ночью был сильный снегопад, дорогу замело. Ехали медленно, соскакивали и бежали рядом с санями, чтобы не замерзнуть. И вот, не доезжая километра два до деревни Казаковка, где мы поили лошадей, ребята решили подшутить надо мной и выбросили меня в снег с саней, а Берту хлестнули кнутом, и она понеслась галопом, а за ней и весь обоз, а я осталась одна на дороге. Сначала растерялась, бежать, а как? Одета, как куль. Ну, думаю, пусть пока они поят лошадей, я как-нибудь доплетусь, и иду себе потихоньку. Километр я, наверное, не прошла, как слышу ржание на весь лес. Берта! Из леса, из-за поворота мне навстречу выскакивает и галопом несется прямо на меня. Я как увидела ее, села на снег и заплакала. А она подскочила, снег по пояс, развернулась и так ласково заржала и остановилась. Я повалилась в сани, и она рванула с места. Через несколько минут мы были у колодца. Ребята рассказывали: «Мы решили над тобой подшутить, думаем, пусть немного разомнется, а когда подъехали до колодца, Берта и спохватилась, что тебя нет, и не раздумывая рванула назад, искать».
    Я этот эпизод и эту лошадь не могу забыть до сих пор, прошла жизнь, похоронен муж, и не один – все было в жизни, если писать, то целый роман получится.
    Летом я уехала, жить в деревне было невозможно – на трудодень даже полкопейки не платили. Мое поколение, кто пережил эту страшную войну, знает, каково было. Уехала я в Донбасс, устроилась на завод. Как я ждала отпуска, как скучала по Берте! В письмах домой спрашивала, как там Берта. Отвечали: все с ней в порядке, на ней сейчас работает Ефим контуженный. Я знала, этот мужчина был злой, недобрый.
    Когда дождалась отпуска и приехала, сразу спросила у мамы: «Мама, как Берта?» А мама сказала: «Нет твоей Берты, умерла». И рассказала грустную историю. Когда я уехала, Берту прикрепили к этому Ефиму, и он на ней работал, бил ее, возил на ней непосильный груз… «И вот зимой, – рассказывает мама, – возили сосновые колоды для пилки досок, а у нас там по дороге с леса болотце, оно и зимой не замерзает, и вот они там застряли, Берта и Ефим, и он ее бил, но она не могла вытащить груз. Была она к тому же беременна. Прямо в грязи у нее случился выкидыш, там она и умерла».
    Я до сих пор думаю: о чем думала в последние минуты своей жизни Берта? Может быть, думала: где эта девочка, которая любила и жалела меня? Мне до сих пор больно!
    Люди, будьте добрее друг к другу и к братьям нашим меньшим. Будьте добрее…

    Маркелова М.А.